впечатались в нее, становясь частью фигуры. Обугленные тряпки дымили, восстанавливая поврежденные цепью ноги. Женщина шагнула ко мне, но в этот раз я уже был готов к ее атаке.

Призванный мной миньон атаковал женщину и отвлек ее, заставив попятиться и уйти в оборону. Я же сорвал дистанцию, оказался рядом с нечистью, и широко замахнувшись, ударил, активируя кровавый удар. Руна с моей кожи осыпалась в траву затухающими искрами. А лезвие косы с лёгкостью пробило броню и распороло мусор, сухие ветки, кости, крошащуюся на осколки. Рукоять «Скорби» завибрировала, жадно выпивая остатки темной энергии существа. Сплетенная из мусора женщина выгнулась, истошно завизжала, цепляясь за древко косы. Ее ладони задымились и стали крошиться словно сожженная бумага.

Через несколько мгновений женщина осела в траву. С ее лица слетела ветошь и мусор, обнажая желтые кости чудом уцелевшего черепа. Женщина рассыпалась грудой ветвей и перьев и пыталась собрать себя обугленными руками. В последний момент в ее груди появилась дыра, в которой было бережно сплетенное гнездо из прутиков. На подушке из мягкого пуха лежали тоненькие детские кости, обвязанные локонами чьих-то светлых волос.

— Имя… — неожиданно прохрипела женщина. — Ему надо имяяя…

И в глазах из осколков темного зеленого стекла не было видно эмоций. Но я ощутил всей душой отчаяние умирающей матери.

— Алеша, — сказал я едва слышно и добавил, — Ленька Лесной.

Лицо из веток неожиданно разгладилось. Я смог увидеть, каким оно было при жизни несчастной женщины, которая отдала душу гнездовью-вороновью. Оно было красивым и таким его сделало умиротворение. Изуродованные руки женщины закрыли останки ребенка и замерли. А потом вся конструкция из мусора раскрошилась и осыпалась на траву.

Я же опустил косу и вздохнул, переводя дух.

— А говорил, что коса декоративная, — прохрипел за спиной Пожарский.

— Вот и верь после этого темному, — поддакнул Олег.

Уточнять я не стал, но подумал, что слова женщины не слышал никто кроме меня.

Пронька обхватил колени руками, уткнулся в них лбом и тихо поскуливал, поминая мамку и Спасителя. Может, он даже не понял, что бой окончен. Впрочем, успокаивать его никто не собирался. Ведьмаки прикладывались к фляжкам с исцеляющим чаем, проверяли целостность одежды и рун, на ней. А также обновляли знаки на руках.

Я же направился к Ленькам, чтобы определиться с ними и понять, как поступить дальше. Вместо четырех парней в траве лежал ворох веток, обглоданных костей, тряпья и клочков меха. Неожиданно куча зашевелилась, и я приготовился к нападению, замахнувшись косой. Но из мусора показалась человеческая бледная ладонь, а потом и вся рука. Вскоре наружу выбрался Лысый Ленька и на четвереньках пополз куда-то прочь.

— Стоять, — приказал я и парень тотчас обернулся.

На изможденном лице глаза его казались огромными, но все же были человеческими.

— Милсдарь… — прохрипел проводник и неожиданно резво бросился ко мне.

От удара косы его отделяло пара мгновений. Но чутье подсказало мне, что убивать бедолагу не стоит. Тот обхватил мою ногу и тонко взвыл.

— Избавитель, защитник… век вам не забуду и молиться за вас стану еженощно.

Он принялся целовать мой ботинок, чего я уже стерпеть не мог. Ухватил парня за ворот куртки и оттянул от ноги.

— Хватит, — потребовал я, да только все было бесполезно.

Парень продолжал бормотать что-то бессвязное. К нам подошел Иван и с отвращением пнул мусор, чтобы убедиться — внутри не осталось ничего живого.

— Что это?

— Наши проводники. Точнее, трое из них, — пояснил я. — А этот вроде как единственный из них, кто человек.

— Уверен? — с сомнением протянул ведьмак. — Вид у него блаженный. Может, во избежание проблем все же пришибить его. Ну так, для профилактики.

— Не вздумай, — я покачал головой. — Сдается мне, что это единственный, кто может вывести нас из Лукоморья.

— Милсдарь, — продолжил Ленька, растирая себя тонкими пальцами. — Я ж почитай год как к ентим выродкам привязан был. Уже и сам стал забывать, кто я есть и…

Он настороженно уставился на кучу мусора и вдруг кинулся к нему, чтобы начать разгребать его словно собака.

— Что происходит? — к нам подошел Шереметьев и скривился.

Меж тем Ленька нашел что-то и с торжеством заклекотал. Но тут же сплюнул и выговорил человеческим языком.

— Это мое, — он продемонстрировал веревочку, на которой висел камень с отверстием посередине. — Длинный забрал и не отдавал.

Затем парень сорвал с груди фигурку, которую называл амулетом и надел на шею найденную безделицу.

— Мое настоящее, — повторил он и бережно погладил камень.

— Расскажи, что произошло с твоими товарищами?

— Нас было четверо, — Ленька покосился на неподвижные ветки и кости. — В один из дней Щербатый исчез. Мы искали его и нашли только на обратном пути заполошного какого-то. Но забрали с собой. Он все время что-то блеял, а когда вышли из леса и вовсе заплакал. Как дитенок.

Мы переглянулись, но прерывать рассказ не решились.

— Дома он ничего не ел, а только смотрел на все, словно не понимал, где оказался. В первый же день, чуть в печь не залез. Мамка его ко мне привела и велела присмотреть. Потому как дома у нее дети стали кричать. Он успокоился и через несколько дней стал совсем как раньше. Только попросился в пустой дом переехать. Староста не возражал. Потом Рыжий также пропал.

— И все повторилось? — догадался я.

— Да, милсдарь. Вот только его сразу к себе Щербатый увел. Длинный через неделю исчез, и те двое даже не удивились. Я тогда решил уйти из проводников. Да только не смог… — парень обхватил голову и принялся раскачиваться. — Длинный забрал у меня камень…

Я прищурился и с ужасом понял, что у Лысого в груди свито крохотное гнездо из тьмы. И оно пульсирует в такт его сердца.

— Он говорил, что без меня они не смогут возвращаться в деревню. А значит, и забирать оттуда мясо для… — он побледнел и обхватил себя руками.

— Говори, — мрачно приказал Олег.

— Мы приводили сюда туристов. Но возвращались не все. Одного мы иногда отдавали… — парень сглотнул и выдавил из себя, — семье.

— Гнездовью-вороновью, — тихо договорила за него Алина.

— И остальные забывали про то, что с ними был еще кто-то. Еды не надо было очень много. Один человечек в неделю-две и все, — Ленька словно уговаривал нас понять его. — Мы приводили к камню дурачков…

— К ведьмовскому? — мягко уточнил я.

— Ага. И само гнездовье-вороновье никогда не встречало нас по пути. А сегодня… — он шмыгнул носом.

— Оно жило тут и не ходило к другим деревням? — спросил я.

— Гнездовье-вороновье токма тут жило и на другие тропы не ходило. Оно нас всегда ждало.

— И кого вы собрались ему скормить сегодня? — Марья подкинула в руке небольшой топорик.

— Оно само выбирает кого взять в семью. Но мы и подумали, что птички Проньку захочуть. Вы то ему не по зубам. А этого дурачка разве жалко? — бесхитростно уточнил парень.

Иван подошел и молча пнул Лысого под дых.

— Ты чего? — возмутился я.

— Он нас, как мясо вел. И пацана этого хотел нечисти скормить…

— Я не виноват, — заголосил Лысый. — Не мог я супротив них пойти. Они ж со мной выходили и заходили. В один дом все перебрались жить. Глаз с меня не спускали. Они смотрели на меня глазами каждой вороны! Я спрятаться от них не мог!

— Они ведь уже не были людьми, ты это понимал, — тихо произнесла Алина и мотнула головой. — И кормил нечисть людьми.

— Дурачками, — упрямо прогундел парень.

Я лишь покачал головой, понимая, что говорить с ним бесполезно. И спасать тоже. Это из Суворова я смог вытащить кукушку. Потому как тот был ведьмаком. А из этого пустотелого вынуть тьму не выйдет. Ведь как она его питала и без этого гнезда парень не протянет и минуты.

— Ты знаешь дорогу? — спросил я строго. — Отведешь нас куда следует?

— Да, милсдарь, — закивал Лысый. — Я все для вас сделаю. Вы меня спасли, милсдарь.

Он вновь метнулся, чтобы ухватить меня за штанину, но я попятился и выставил перед собой руки.

— Давай обойдемся без этого.

— Милсдарь, — парень едва сдерживался, чтобы не ползти за мной и я вдруг понял, что он привык быть частью чего-то большого и потому ищет тесного контакта.

Я наклонился и вынул из груды мусора потрепанный рюкзак с нарисованными на боковине ромашками, который явно принадлежал когда девушке. Эту вещь я бросил Леньке и приказал:

— Храни это для меня до конца пути. Потом отдашь.

— Хорошо, — с готовностью закивал парень и прижал к себе грязный мешок, словно тот был самым дорогим сокровищем.

— Отведешь нас к камню, а потом обратно. Понял?

— Да, — Ленька заулыбался,